- Мда, действительно. — Но тут мне в голову пришла интересная идея. Высказать которую я не успел, поскольку на поляне показались наши командиры в сопровождении Трошина и ещё одного окруженца–артиллериста, имени которого я не знал.
- Ну что тут у вас? — спросил, Фермер, подходя к нашей небольшой группе.
- Шрапнель тут, никому на хрен не нужная — ответил Люк. — Хотя, вон у Тохи идея какая–то появилась.
- Что придумал? — это уже мне.
- Секундочку, командир. Маленькая консультация нужна. Вячеслав, — окликнул я Трошина, — подойдите сюда.
- Да, товарищ старший лейтенант.
- Вячеслав, вы, случаем, не знаете, шрапнельный выстрел разобрать сложно?
- Антон, да зачем эту древность разбирать то? — удивился Фермер.
- А представь себе: достаём из снаряда пули, в гильзу — двойной заряд пороха. Досыпаем доверху пулями и инициируем электроспособом. Мини–пушка получится. Если пули петров на двадцать полетят, а они должны, то расставляем эти «пушечки» вдоль обочины шоссе. И, пожалуйте ужинать!
- А что, идейка толковая, — поддержал меня Бродяга. — К тому же выхода у нас всё равно нет. Ну, так как, майор, — обратился старым званием к Трошину Бродяга, — выстрел разобрать сложно?
- Если ключ есть, то — не очень.
- Так вперёд, ключ искать! — скомандовал Фермер. — А вы, — это он уже нам с Люком, — оружие собирайте и документы.
- Саш, а может, похороним? — спросил я.
Тот обвёл поляну взглядом:
- Тош, я понимаю, но здесь, на глаз, шесть десятков убитых. А нас, если ты не забыл, пятнадцать, и из этих пятнадцати — четверо ранены. Давай сначала первоочередные задачи решать.
….
В конце концов, Фермер принял решение о перебазировании отряда на эту поляну. Понимая, что отоспаться можно будет и позже, все работали как проклятые. Трошин с Несвидовым, как наиболее подкованные в артиллерийских премудростях, выкручивали из снарядов трубки, а раненые бойцы, под руководством Бродяги и с помощью Казачины, разбирали патроны и потрошили снаряды. Я, Люк и Зельц собирали по всей поляне карабины погибших артиллеристов и прочее снаряжение и относили всё это в тенёчек, где командир лично разбирался с этими завалами армейского имущества. Одной из наиболее ценных находок стала командирская «эмка», обнаруженная нами в подлеске. Судя по пробоинам, её посекло осколками, когда на ней пытались скрыться в лесу. Но, судя по всему, её пассажирам повезло. Правда, не всем. На заднем сидении мы нашли тело артиллерийского подполковника. В найденном при нём планшете, к нашей бесконечной радости обнаружился комплект карт Белоруссии.
- Вот это подарок! — обрадовался Люк.
- Ага. Слушай, надо подполковника этого похоронить по–человечески. В благодарность.
Забрав документы и знаки различия, мы отнесли тело офицера в небольшую воронку, Люк отодрал от какого–то ящика кусок жести и я, сверяясь с командирским удостоверением, нацарапал на металле ножом:
Неречин Павел Самойлович
Подполковник
1912 — 1941
И, после того, как мы засыпали тело землёй, воткнул этот импровизированный обелиск в ногах у покойного.
За этим занятием нас и застал командир. Он молча постоял, думая о чём–то своём, а потом сказал:
- Знаешь, Антон, а, наверное, ты прав! Похороним всех! А то, что же, им непогребёнными до скончания века так лежать.
На время оставив все прочие дела, мы подтаскивали тела к воронкам, как могли, сортировали их. Проверяли карманы, искали медальоны. Узнав имя и звание, вырезали их на жести. Минут через пятнадцать к нам присоединились и все остальные, кроме часовых и раненых. Да и то, Тотен вызвался вырезать надписи на металле.
За три с лишним часа мы похоронили всех. Шестьдесят восемь человек. И, только, сорок два имени. Когда последняя, восемнадцатая по счёту могила была засыпана, я присел на остатки снарядного ящика и, с трудом подняв натруженную руку, вытер пот со лба. Рядом присел Фермер.
Примерно за час до заката, когда обессилевшие бойцы расползлись по шалашам и навесам, командир снова созвал нас на совет.
- Поработали мы все сегодня на твёрдую пятёрку, мужики! Объявляю нам всем благодарность. Теперь подобьём бабки. Саш, — обратился он к Бродяге, — сколько фугасов сделали?
- Тридцать один, да и то остановились потому, что работа тонкая, а все старые шрапнели закончились. Да и все замотались до того, что глаза слипаются и руки дрожат.
- А при чём тут старые шрапнели или новые? — спросил я.
- А в новых — пули канифолью залиты так, что чуть ли не по одной выковыривать приходится.
- Так у нас скипидара почти два ведра! Плеснуть стакан внутрь, чтобы канифоль размягчить! — посоветовал я Ване.
- Молодцы! А сколько такой фугас по площади накрывает? — сказал командир.
- А кто ж его знает. Я такие — никогда не делал…
- Так, может, испытаем? — предложил я.
- В смысле?
- Досок вокруг много есть. В землю навтыкаем, и рванём один. А у нас тридцать останется… Круглое число.
- А силы то есть? С досками возится? — поинтересовался Фермер.
- Ради красивого фейерверка я готов пострадать, — отшутился я.
- Ну, пошли. Пострадаем ещё маленько.
Пока Бродяга с Ваней устанавливали фугас, мы вчетвером установили пару десятков мишеней на поляне, воспользовавшись для разметки сектора Люковским лазерным дальномером.
Бродяга даёт отмашку. Мы залегли в одной из воронок. Негромкий взрыв — и свист и визг шрапнельных пуль над поляной. На противоположной опушке (от нас метров тридцать — сорок) - рукотворная осень. Кружатся в воздухе сорванные листья, с шорохом падают на землю срезанные ветки.
Гильзу развернуло «цветочком». Бродяга задумчиво трогает эту металлическую «икебану» ботинком: